Черноморская районная общественно-политическая газета
10 мая 2018 г.

ТАКОЙ СВОЙ СЛЕД ОСТАВИЛА ВОЙНА…

ТАКОЙ СВОЙ СЛЕД  ОСТАВИЛА ВОЙНА…


В первый класс должна была пойти осенью 41-го года Валя Петляк, которой к тому времени подоспела пора учиться. Но не до учёбы было — грянуло зловещее 21 июня. В Крыму, на севере и в центре, уже вовсю полыхала война, а здесь, в Ак-Мечетском районе, было всё ещё тихо-мирно, хотя военная обстановка чувствовалась, конечно же, во всём…
Беседуем о том, какими виделись происходившие в тогдашней Ак-Мечети события страшного военного времени глазами ребёнка неполных семи лет. Внимательно слушаю рассказ Валентины Васильевны КРАВЧЕНКО (Валечки Петляк в годы войны) и торопливо, дословно записываю…
- Лето 1941-го года. У отца – бронь. Он и его брат (мой дядя) были в составе истребительного батальона. Вместе с другими мужчинами они жгли хлеба, чтоб не достались врагу, делали в потаённых местах ямы и прятали там всякое продовольствие для партизан, грузили на машины и отправляли в тыл всё ценное. А через какое-то время появились у нас в селе наши раненые бойцы. Очень много раненых. Их содержали в разных помещениях, были они и в подвале за нашим огородом, и в большом здании (сейчас в нём – детский садик «Солнышко»). Помню – верёвки через весь двор, на которых всё время сушилось много постиранных бинтов. Куда раненые потом подевались – не знаю. Не помню.
Отец с братом Иваном (моим дядей) записались в партизаны, а когда многие жители села стали собираться в эвакуацию, в тыл, он отправил машиной меня с мамой, которая вот-вот должна была родить, а сам остался. Долго мы добирались к новому месту через весь Крым, потом через Керченский пролив. Наконец, остановились в станице Варениковской в Краснодарском крае, а был уже август. Поселили нас с мамой в большом доме, правда, с земляными полами. Здесь мама родила Валерика. Позже нас должны были отправить вместе с другими беженцами куда-то на Урал, но наша группа взрослых крымчан решила: никакого Урала, возвращаемся домой! И поехали мы обратно. Ну как поехали? Двигались, как могли, чаще шли подолгу пешком – до Керченского пролива, потом кое-как переправились, снова пешком, потом на подводах. Навстречу нам – многолюдные потоки раненых, аж от самой Одессы. В общем, добрались мы до Евпатории, где вначале меня оставили у тёти, но приехал позже туда за мной дед Федя и забрал домой. А дома меня ждала моя любимая кукла, папин подарок, — красивая, с косичками, и уж как я ей обрадовалась!..
Совсем скоро заявились к нам в Ак-Мечеть немцы. Помню, поздно вечером стучатся к нам. А у нас была собака, Джек, и, конечно, он облаял тех, кто пришёл. А дальше слышим – три выстрела подряд, заскулил наш Джек. Застрелили! А потом поехали к нам в Ак-Мечеть на телегах румыны, много-много. У нас тоже поселились. В кладовке и сарае жили, наверное, простые солдаты, а в большой комнате – какой-то их начальник с овчаркой, которая потом ощенилась, стала рычать на нас, и мы боялись, чтоб она никого не покусала. Во дворе у нас румыны сразу же построили себе печку и всё чего-то там готовили. Постоянно что-то у кого-то воровали, особенно гусей любили. Интересно, что когда наша армия где-то побеждала – румыны угощали детей конфетками, да и вообще нас не обижали. Нашего деда Федю побаивались, он большой был и строгий. В войну он пережил всех трёх своих сыновей – мой отец Василий и Иван погибли в партизанском отряде, а третий — Афанасий, когда переправлял на поезде племенных лошадей из Винницы в тыл, попал под немецкую бомбежку…
Хотя и шла война, но мы, дети младшего школьного возраста (не все, конечно), продолжали учиться и до февраля 42-го года ходили в нашу школу на улице Садовой. Моей учительницей в начальных классах была Лидия Иосифовна, фамилию уже не помню. В нашем классе над доской висел портрет Гитлера. Прямо во время урока в класс заходили немцы, смотрели, чем мы занимаемся. Когда они входили, мы хором говорили: «Гутен морген», то есть «Доброе утро», и немец, довольный, отвечал: «Гут, гут», «Хорошо, хорошо», а, показывая на фото над доской, что-то лопотал учительнице. Она отвечала ему. Лидия Иосифовна была хорошо образованным человеком, знала не только немецкий, но и итальянский (они у нас тоже были), румынский. А я так ненавидела этот немецкий, что даже после окончания средней школы при поступлении в институт, сдав все экзамены на отлично, именно из-за ненавистного немецкого не прошла по конкурсу…
В 1944-м году, когда наш район и весь Крым были освобождены, Лидия Иосифовна снова взяла наш класс. Он был первым, но учились в нём не только семилетние, а и восьми-, и десятилетние дети, которым война помешала учиться вовремя. Вспоминается смешной случай. 22-го апреля Лидия Иосифовна спрашивает: «Дети, чем сегодняшний день знаменит?». Моя подружка Лиля Муравьёва тянет руку и потом говорит: «В этот день родилась Валя Петляк!». А это и в самом деле мой день рождения. Учительница засмеялась и поправила Лилю: «22 апреля родился Ленин». Дети молчат, ведь даже если кто-то из них и слыхал, кто такой Ленин, за три года оккупации они забыли об этом.
На всю жизнь запомнился и такой факт из школьной жизни сразу после освобождения. В школу привозили и в нашем первом классе на второй переменке каждому ученику давали по кусочку черного хлеба. Мы прилежно вставали в очередь, вместе со всеми стояла Лиля Муравьёва, отец которой был большим руководителем в районе, первым секретарём нашего райкома партии или председателем исполкома, я забыла уже. И ещё: в ту весну было большое половодье, и талая вода потоками лилась поверх моста в районе нынешнего стадиона. Так нас, учеников, взрослые мужчины переносили через эти потоки с берега, где мы жили, на берег, куда мы шли в школу, передавая с рук на руки.
Война кончилась, а несчастья – не кончались. Неожиданно заболел дифтеритом наш Валерик. Мама тогда с утра до ночи была на работе – в Оленевке устраивался детский сад, и дел было полно. Пока хватились, что с Валериком что-то не так, пока маму нашли, ушло время. Дед Федя быстренько их обоих на телеге повёз в больницу. Была у Валерика очень высокая температура, он всё время прижимался к маме, приговаривал: «Мамочка, держи меня крепче!», и так у неё на руках и умер – до больницы не довезли. Помню, когда наши в апреле 44-го года пришли, он смотрел в окно и спрашивал у каждого прохожего военного: «Дяденька, ты рус?», и всё время ждал папу. А мама с тех пор стала как каменная, ни на кого и ни на что не реагировала, сидела целыми днями одна, ни с кем не разговаривала. В детском саду работать не смогла – там все спрашивали про нашего Валерика, умненький был мальчик. И отца моего мама не дождалась, хотя долго ещё надеялась, что он живой и вернётся. Замуж так ни за кого и не вышла...
А дед Федя на похоронах внука так переживал, что прокусил себе губу, и скоро сам умер от этого. И, что страшно, почти такая же смерть, в дороге, случилась с дочерью деда Феди Ириной в самом начале войны. Она должна была рожать, а тут эти ужасы: наши отступают, немцы заходят, неразбериха во всём. И повёз дед Ирину в Евпаторию, по дороге начались у неё роды, должна была родиться двойня. Но во время этой страшной дороги она, истекая кровью, померла… И так получилось, что войну пережили только мама, я и две мои двоюродные сестренки: Люся, моя ровесница, и старшая, угнанная в Германию Таня Перетятько, которая вернулась домой уже после войны.  
Вот такой след оставила война в нашей семье…

Записала Любовь ЧЕРНОГОРСКАЯ
Фото Натальи ИВАНЮТЫ

 


Комментарии

Список комментариев пуст

Оставьте свой комментарий