ТАКОЕ НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ...

Когда началась война, мой отец Гайцук Павел Антонович ушел на фронт — в августе. Воевал под Джанкоем, и в ноябре попал в плен. В это время в городе Джанкое немцы создали лагерь военнопленных, куда сгоняли всех попавших в плен советских воинов, в том числе и моего отца. Спустя месяц, в декабре,  немцы стали отпускать домой крымчан, говоря, чтобы они пахали, сеяли, убирали хлеб, «он нужен всем». В моем селе Донузлав (ныне село Красноярское) стали появляться сельчане из плена, человек восемь, они рассказывали, что происходило в Джанкойском лагере для военнопленных, рассказали и об отце, что он тоже там. Мы очень переживали. Его долго не было, пришел он только в январе 1942 года. Но, как оказалось, ненадолго...
В воскресенье, 12 февраля 1942 года, все жители села Донузлав вышли в поле убирать нераскрывшиеся коробочки хлопка. Ко мне и моим братьям подошел бригадир Пузик Григорий Иванович и сказал, что в село приехала немецкая машина с солдатами и увезла отца, работавшего с 1930-го по 1938 год председателем  колхоза «Красный Октябрь» на территории села Донузлав, а также работавшего после отца на этой же должности Фоменко Ивана и еще — десантника из Евпатории, лежавшего месяц в местной больнице с обмороженными ногами, судьба которого неизвестна по сей день. Забрали всех троих, скорее всего, по доносу. Пузик Г.И. сказал, что увезли их в Евпаторию. 
Уже много лет спустя отец рассказал, что было дальше. Мама пошла разыскивать отца пешком в Евпаторию. Отец говорил, что там в комендатуре его дважды пытали, били, чтобы признался, коммунист или нет, а потом за ногу, полуживого, тащили в подвал. Отец сказал немцам, что он не был коммунистом, а на пост председателя колхоза его выбирал народ. Маму немцы заставили собрать списки, что люди выбирали отца председателем колхоза «Красный Октябрь». В течение трех дней она собрала эти списки, пришла в Евпаторию, но отца там уже не было. Их отправили дальше, а куда — неизвестно.
Отец вернулся домой в феврале 1946 года. И мы узнали, что из города Евпатории их отправили в Германию, в город Дрезден, в лагерь для военнопленных. Работать заставляли на алюминиевом заводе, на вырубке леса. В столовую водили колоннами. 
И вот однажды со встречной колонны отец услышал, что его окликнули по фамилии. На вопрос: «Кто такой?», было молчание. Так продолжалось неделю. Отец измучился. Как они встретились, не помню, но отец узнал, что окликает его молодой пленный, Гаценко Григорий, 20 лет от роду, односельчанин, родом из села Донузлав-2. Григорий рассказал отцу, что служил в Бресте и в первые дни войны попал в плен.
Как-то немцы повезли пленных на вырубку леса. Четверо изможденных еле поднимали бревно, ведь кормили пленных очень плохо. Отец с тремя товарищами несли бревно к машине на погрузку. Гудок на обед раздался ровно в 12 часов дня. 
Порядок был такой: услышал гудок, бросай все и иди садиться в машину, которая отвезет на обед. Но отец вместе с тремя пленными решили донести бревно до машины на погрузку. Тут подбежал конвой и начал бить их плетками. В глазах у отца снег показался желтым, он упал без сознания. Очнулся уже в бараке, когда один из товарищей заливал ему ложкой суп в рот. Вдруг отец ощутил боль в ягодице. Ему рассказали, что когда их били и отец упал без чувств, немец проверил штыком, жив или нет. Отец был без сознания и не шевельнулся, так как ничего не чувствовал.
Неделю он ходить не мог, пищу носили в барак. Еду подбирали на помойке из соседнего лагеря, где содержались французы. Там объедки специально выбрасывали на сторону русских, чтобы те могли себе что-то раздобыть. Когда отец стал таскать ногу, немцы послали его работать в столовую, и он пошел на поправку. Отец стал подкармливать и Гаценко Григория, своего земляка. Если бы не работа в столовой, отца бы не было в живых.
На территории лагеря, как рассказывал отец, была построена виселица. Туда приводили пленных и пытали, коммунист или нет. Если говорили: «Нет», подтягивали веревку, отпускали, приводили в чувство уколом и повторяли вопрос. Услышав слово «нет», пытку заканчивали, человека отпускали. А того, кто говорил, что он коммунист, вешали на глазах у всего лагеря. Каждый день из барака, где был отец, выносили до трех трупов.
Вспоминал отец стихотворение, которое услышал в лагере под новый 1943-й год:
«Новый год, порядки новые,
Колючей проволокой весь лагерь обнесён, 
Со всех сторон глядят глаза суровые,
И смерть голодная повсюду стережёт».
В 1945 году советские войска освободили лагерь. Молодых, бывших пленных, направляли служить, а тех, кто постарше, отправляли на работы в Донбасс. Гаценко Григорий сохранил в лагере водительские права и после плена три года служил в армии, возил командира части. Потом демобилизовался и работал в поселке Черноморском.
Отец после лагеря работал на Донбассе, в Горловке, в шахте, домой вернулся в феврале 1946 года. После этого работал учетчиком тракторной бригады в МТС № 1. 
Гаценко Григорий несколько раз навещал отца, благодарил, что тот спас его от голодной смерти, и плакал.
После возвращения домой отец прожил 11 лет и умер первого декабря 1957 года. Раны войны сказались на его здоровье. Рассказывая о страшных испытаниях, выпавших на долю моего отца, моим внукам, уверен, что память о нем сохранится и будет передаваться из поколения в поколение. Один из них — Сергей Соса, проживающий со мной уже 10 лет, записал эти мои воспоминания для публикации в газете. Я благодарен за помощь, понимание и память об истории нашей семьи.
Автор — Григорий Павлович Гайцук