ГРУСТНАЯ И НЕОБЫКНОВЕННО ТРОГАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Ранее утро 8 Марта. Будильник зазвенел, и даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Чуть стало светать...

Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него как можно ниже голову, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил — никаких роз, только весенние цветы. Праздник же весенний.

Я подошел к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были мимозы. Я подошел. Да, цветы действительно красивые.

- А кто продавец? — спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас я почувствовал, какой ледяной ветер.

- А ты, сынок подожди, она отошла не надолго, щас вернется, — сказала тетка, торговавшая по соседству солеными огурцами.

Я встал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины — дочка и жена.

Напротив меня стоял старик. Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем почти не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде было что-то  непреклонное и гордое, несмотря ни на что.

Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток парезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты.

Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.

К корзине подошла продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошел.

- Хозяюшка, милая, а сколько стоит одна веточка мимозы? — дрожащими от холода губами спросил дед.

- Так, а ну вали отсюдава алкаш, попрошайничать надумал, давай вали, — прорычала продавщица на деда.

- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще, мне бы одну веточку. Сколько она стоит? — тихо спросил дед.

Я стоял позади него и увидел, как у деда в глазах стояли слезы...

- Одну веточку?! Да буду с тобой возиться, алкашня, — рыкнула продавщица.

- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, — тихо сказал дед.

- Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка,— с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка.

Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежали три бумажки по рублю.

- Хозяюшка, у меня есть три рубля, может найдешь для меня веточку на три рубля, — как-то очень тихо спросил дед.

Я видел его глаза. До сих пор я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины...

Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась...

- На держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, га-га-га-га, — дико захохотала эта дура.

В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана посередине. Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам, и цветы смотрели в землю... На руку деда упала слеза. Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал...

- Слышишь, ты! Что же ты делаешь, гадина? — начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.

Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня, как мышь на удава, и молчала.

- Дед, а ну подожди, — сказал я, взяв деда за руку.

- Сколько стоит твоя корзина? — еле слышно, но очень понятно прошипел я.

- Э.... а...ну...я не знаю,— промямлила продавщица. — Наверное, 500 рублей.

Все это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу.

Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.

- На, отец, бери, и иди поздравляй свою жену, — сказал я.

Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал...

У меня у самого слезы стояли в глазах.

Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.

- Хорошо, отец, пошли вместе, — сказал я и взял деда под руку.

Я нес цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном, купил торт и бутылку красного вина.

И тут я вспомнил, что не купил себе цветы.

- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 500 рублей, а тебе с поломанной веткой идти к жене не гоже, сегодня же восьмое марта. Бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй!

У деда хлынули слезы.... они текли по его щекам и падали на плащ, задрожали губы.

Больше я на это смотреть не мог.

Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.

- Мы...мы...45 лет вместе... она заболела.... я не мог ее оставить сегодня без подарка, — тихо сказал дед.— Спасибо тебе, сынок...

Я бежал, даже не понимая, куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз...